Ода "К старости"

ОДА «К СТАРОСТИ»

Написал сие в 27 лет, заблаговременно приготовляясь отмечать своё столетие.

Сегодня мне исполнилось сто лет.

На волосах – времён седой осадок.

Не веря силе колдовских примет,

Я знаю, что остаток жизни – сладок.

Я, обожжённый пламенем вещей,

Стою у времени в особом счёте.

Свершения и раны давних дней

Живут в столетнем истонченье плоти.

Я замкнут в жизни, словно в замке Иф.

Ах, если бы… Я поднимаю веки:

Сто лет на миллион минут разбив,

Я сам себя делю на человека.

Итог сего деления непрост:

Превозмогая почвы притяженье,

Стихосложенье – под диктовку звёзд –

Перерастает в стихоумноженье.

Мой голос, хриплый, как из-под земли,

Движенья рук, прозрачных и бесплотных,

Взор старых глаз, тяжёлый шаг в пыли –

Давно отобразились на полотнах.

Мои портреты – ложь. Но в сей игре,

Что названа историей, всё чаще

Один, как олимпиец, на горе

Живу – и озираю мир бурлящий.

Мой разум ясен, и слова – тверды.

Как песня Вальсингама среди пира,

Звучанье олимпийской пустоты

Переполняет раковину мира.

Прозрачность плоти, ясность бытия –

Они вошли в звучащие веками

Слова мои, врастающие в камень,

Которым, может, завтра стану я.

Хотя давно ясны мне все пути,

Я всё же вверх смотрю упрямым взглядом

И силы нахожу – вставать, идти

И подниматься над своим распадом.

Я снова набираю высоту,

В себя вбираю радость, свет и горе.

Но в каждом слове я ещё расту,

Смотрю на небо – только вижу море.

Сыновний поцелуй времён суров,

Как поцелуй ручного пистолета.

В шумливый океан былых веков

Мои сто лет плывут негромкой Летой.

Как хочешь, умирай – не умирай,

Но жизнь – всего лишь мудрая беспечность.

Моим уделом стал – условный рай

И рукотворная земная вечность.

Былых времён прозрачный негатив

Передо мной стоит, как отраженье.

Ни разу не солгав (хоть век мой лжив),

Мне довелось в моём земном служенье

Похоронить детей и их детей,

Стать воином, изгоем и героем,

Стать сетью, избежать чужих сетей,

Оплакать низверженье сотой Трои.

И я теперь живу в своём миру,

В той памяти, где прошлое столетье

Ведёт свою кровавую игру,

Считая плахи, и кресты, и петли,

Где мертвые живых гноят в тюрьме,

Где время, как конвой, стоит бессменно,

Нас охраняя в нашей зыбкой тьме, –

Где всё, как в нашем мире современном.

Работники пера и топора –

Мы и спустя сто лет ещё всё те же…

История – кровавая игра,

А мы, поэты, – горькие невежи:

Идём на смерть, крича: «Я не умру»,

И смотрим, как легко нас время губит,

Как объясняет жертва топору,

Чью жизнь сейчас покорно он разрубит.

Послушных слов моих густая вязь

Связала преступленье с наказаньем.

Во мне, как в луке, прячутся, смеясь,

Непролитые слёзы мирозданья.

Я знаю, что ещё сто лет пройдёт –

Но никогда никто из конкурентов

Порядковый мой номер не займёт

В таблице человечьих элементов.

Я полон жизни, словно решето –

Водой. Давно пора б угомониться!

Но бес в ребре не хочет верить в то,

Что борода седа, не смотрит в лица,

Стоглазый небосвод глядит в меня,

Зовёт, пылит молочная дорога…

В крови – цыганство звёздного огня…

Мой путь пролёг сквозь век – от дня до дня,

А времени – его у Бога много.

26 октября 2088 года

Один в комнате. Поэма сумерек

Один в комнате

Поэма сумерек

Один человек
И одна большая муха
Сидят в гостиной…

Из японской поэзии

1

Осенний вечер. Дом холостяка.
За окнами чуть слышно дождь бормочет.
Как мотылек, накрытый чашей ночи,
Мой стих дрожит, впиваясь в край листка.
Слова чисты от старой шелухи.
День убегает серыми дворами.
И сумерки, стекая вниз по раме,
Неслышимо слагаются в стихи.

И комнат молчаливое тепло,
Раздвинутое сумерками жизни,
Звучит в тиши как будто с укоризной –
Ты понял, как тебе не повезло?...
Кому, зачем все это было надо –
Преподнести мне за мои грехи
Безлюдный дом, и горечь листопада,
И тишину на дне моей строки?...

…Иголкой в стоге потерялось лето,
А осени безмерна глубина.
Растаивают в сумраке предметы,
И в чайнике дымится тишина.
Всё это было. Только было проще
Сгореть мне в сером сумрачном огне,
Где дождь осенний сухо, тихо ропщет –
Он так устал гримасничать в окне…

В тиши чуть слышно тикает будильник.
Уходят звуки чередой во тьму.
Желудок голоден, как холодильник,
И холод общий – в нем, во мне, в дому…
И пустота глядит с небес с укором.
Невзрачен жизни серый ореол.
И каменное яблоко раздора
Декоративно украшает стол.

2

Сникает, наклоняясь, у окна
Сухой букет средь сумерек бездонных,
И над часами с медным скорпионом
Пульсирует и плачет тишина,
И древний шум реликтовых морей
Из раковины, привезенной с моря,
Доносит голоса любви и горя
Иных, бессмертных, пролетевших дней…

В молчанье втрое значим каждый звук.
Мой космос растворяется – украдкой.
За гобеленом, вышитым прабабкой,
Прядет свою вселенную паук.
Цвет, звук, предмет – ушли в страну чудес.
Мир связан, как платок, из пряжи серой.
В окно моё вторгается без меры
Космическая седина небес…

Дождь сыплется из арок небосвода.
Звучит природа, как органный зал.
Господь, изъяв поэта из природы,
Ему свои законы предписал:
Наперекор дороге вдаль идти,
Любить, творить, искать всему причины,
В сплетениях астральной паутины
Искать и находить свои пути.

Но, сколько ни скули и ни пророчь,
Стихов разнокалиберная стая,
Страницы тонких сумерек листая,
В глазах мелькая, улетает в ночь,
А есть – лишь серость, сухость, пыль и прах,
Круги холодных сумерек над нами.
Их серое неслышимое пламя
Сжигает мир в холодных зеркалах…

3

Патриархальных сумерек урок
Пришелся кстати. Для моих попыток
Познать себя еще не минул срок.
И небеса развёрнуты, как свиток.

Путь к небесам немыслим без борьбы.
Дорога через потолок – короче.
Пусть за окошком чёрный грифель ночи
Начертит свой чертёж моей судьбы!

Придёт пора пасти свои стада –
И я пойму: учить мне было надо
Несложную науку листопада
Лететь из ниоткуда в никуда –

В те незамысловатые края,
Где вечны персонажи тихой драмы –
Пустынный дом, и дождь, прилипший к раме,
И жёлтый лист, и сумерки, и я.

Ухо Ван Гога

Ухо Ван Гога

Поэма

Наш мир стоит на Боге и тревоге.
Наш мир стоит на жертве и жратве…
У жертвы, выбранной жрецами в боги,
Перевернулся космос в голове.

Его холстов бессмертные ошибки –
Зрачка безукоризненный каприз:
Плывёт над садом облако улыбки,
И в облаке струится кипарис.

Пылает ухо в пурпурном закате,
Кровь виноградников пьянее книг,
И пузырится звёздами хвостато
Ночного неба чёрный черновик.

Сухой голландец, тощий и небритый,
Сам для себя – дурдом, дурман и страх,
Взирает на подсолнечье с палитрой,
Сжимая трубку старую в зубах.

Он слышит сердцем звуки небосмеха,
Он ловит кистью Божий смехолуч,
И ухо отзывается, как эхо,
В ушах листвы и в раковинах туч.

Он совершит святое разгильдяйство –
Мазком к холсту пришпилит высоту.
Джокондовское снится улыбайство
Подсолнухам, врисованным в мечту!

Звенит над храмом небо колокольно,
Чтоб нам зрачки от скуки протереть,
Но всё же вечно смотрим мы – невольно –
Туда, куда так больно нам смотреть!

Прозрачная идёт по склону лошадь,
И жалуется ей сквозь холст Ван Гог,
Что башмаки его устали слушать
Рассказы неоконченных дорог…

Творец в сверкальне сна полузеркален.
С холста струится солнечная кровь.
Мозг гения прозрачно гениален,
И сквозь мозги сквозит сквозняк богов!

2

Вот он идёт – не человек, – дурман,
Дурман небес, чудачества лекало.
Он пьян, давно упал бы он в бурьян,
Когда б за крылья небо не держало.

Он пьян, но не от нашего вина,
А от другого, – горше и суровей.
Кровь виноградников всегда красна,
Как солнце, конопатое от крови.

Он пил всю ночь глухой абсент легенд.
Полынный вкус небес во рту дымится.
Абсент легенд – священный элемент,
Он миражам даёт черты и лица!

А рано утром, только он проспится,
Увидит Бог, живой в его зрачке,
Как солнце сквозь подсолнухи струится,
Бушует, пляшет в каждом лепестке!

Пусть барабанит в жилах кровь-тревога,
Пусть грают птицы, небо вороша, –
Подсолнечье – вот небеса Ван Гога!
Подсолнухи звенят в его ушах!

Художество не худо. Всё – оттуда,
Где метеор – взамен карандашей.
Да, вот такая амплитуда чуда –
От неба до отрезанных ушей!

Державину. Жизнь омская

Державину. Жизнь омская

Я жил на Омке, – не на Званке, –
Когда из тьмы веков ко мне
Явилась Муза – голодранка
И замаячила в окне.
Она зашла ко мне погреться,
Залезла в душу и в карман,
И объяснила суть прогресса,
И водки налила в стакан.

Вы, Машка, Хлоя и Фелица,
Меня не смейте ревновать!
Для шуток с этою девицей
Нужна тетрадь, а не кровать.
Я с вами цацкаться не стану,
Ведь на земле известно всем:
Поэтам русским по Корану
Иметь дозволено гарем.
Мне всё дозволено и свято,
Святое место часто смято.
Жись без греха – что без стиха:
Мелка, соплива и тиха.
Так наплюём на наше горе
И запируем на просторе!

Глагол времён… Всё это басни.
Есть вещи слаще и прекрасней:
Вот на столе лежит арбуз
И выставил зелёный ус.
Вот разлеглась, ещё невинна,
Изнеженная осетрина.
Блины с икрой, как генералы,
Лежат горою после бала,
И разлитой по кружкам квас,
Являя нрав, шипит на нас…

Согласно истине столетней,
Литература – дочка сплетни.
И я с утра до самой ночи
В окно на двор уставлю очи,
Чтоб подсмотреть там стайку тем
Для од, элегий и поэм.

Какой народец населяет
Те животрепетны края,
Где в Иппокрену претекает
Моя иртышская струя!
Какие здесь мосты, дороги,
Какие старые чертоги,
И каждому здесь старику
Власть оставляет по пеньку.
Какая пыль! Какие были!
Какие дивы нас любили!
Какие стервы нас бросали!
Какие звёзды нам сияли!
В каких болотах мы тонули –
И вот теперь сидим вот здесь,
На Омке, в крепости, в июле,
И будоражим лестью спесь.
А Муза, девка крепостная,
Роман нам крутит, превирая
Сухую правду в сладку ложь,
И хренушки её поймёшь.

Российских од архиерей,
Приди ко мне и помудрей.
Тебе я расскажу о мире,
Бряцая на журнальной лире.
Журнал твой разум озадачит:
Какая в мире канитель!
А что там Вашингтон чудачит?
Пошто артачится Брюссель?
Варшава лезет вон из кожи,
Чтоб сажей нам замазать рожи,
И где-то бродит гад Игил –
Ошеломительный дебил.

А что у нас? Покой, затишье,
Песок да тополиный пух.
Ворует вор. Писатель – пишет.
Реклама – тешит взор и слух.
Гад – гадит. Машет пикой витязь.
На всяк вопрос – один ответ:
Вы молодцы. Вы здесь держитесь.
Страна в порядке. Денег нет.

Восстань, воззри, пиит свободный,
На синь народныя волны!
Пойми язык простонародный,
Доверь ему бессмертны сны!
Постигни правду нашей веры,
Пойми всю суть заподлицо,
В лицо Истории-мегеры
Влепи российское словцо!

Я всё ж чего-нибудь да стою,
Недаром пел, недаром жил.
И да залягу я рудою
Меж каменных Господних жил!
Окаменеет близь и дальность,
Разбьется звездная хрустальность
В тот страшный час, последний час,
Что уравняет с прахом нас,
Но и в кремнёвой вспышке света,
Что в судный день издаст планета,
Мелькнёт часть моего огня –
И Бог воспомнит про меня…
Я – царь, я – раб, я – червь, я – бог,
Я – всё, что вспомнить нынче смог...

Прости меня, мой собеседник:
Чудачеств пушкинских наследник,
Я разбираться не привык
В том, что вещает мой язык…
Слова резвятся, как амуры,
Пред ликом девственной натуры,
Трезвы, ясны, вполне в уме,
А я уже ни бе, ни ме.
Но, и не смысля ни бельмеса,
Я всех зову на путь прогресса,
И пусть трепещет тот прогресс,
Что нас не взденет до небес!
Держава росская богата,
Трепещет в небе грозный флаг,
И всё не так у нас, ребята,
И слава Богу, что не так!

Рубаи мои

* * *
Все смешала в себе наша долгая жизнь:
И стремление вверх, и движение вниз.
Бог избранников в темя с любовью целует,
Чтобы после ударить: мой сын, не гордись!

* * *
Мудрость - это текущая в речке вода:
В мелких водах умоешься ты без труда,
А в глубоких ты, дна не достигнув, утонешь,
На прозрачной волне не оставив следа.

* * *
Хоть беги от болезней, несчастий и гроз,
Хоть зови их к себе, хоть дерись, словно пес,
Хоть от радости плачь, хоть от страшного горя -
Все равно солон вкус человеческих слез.

* * *
Благодарна толпа за подаренный грош,
А отдашь ей всю жизнь - не заметит: "И что ж?"
Словно деньги, себя сосчитал я прилежно,
Так потрать меня, Господи, как Ты сочтешь!

* * *
Распахни на рассвете для солнца глаза:
Свет вчерашнего дня возвратить нам нельзя.
Луч, что видишь сейчас, через миг растворится,
Не вернется утекшая наша слеза.

* * *
Или чашу вина, иль меча острие -
Всем, кто ищет, судьба преподносит свое.
Тот, кто быстро идет, за судьбой не поспеет,
Тот, кто тихо шагает, обгонит ее.

* * *
Не беги от победы, не бегай за ней,
А иди с нею рядом в течении дней.
Будь смиренным в победе и гордым в несчастье-
И тогда в пораженьях ты станешь сильней.

* * *
Все, что знаешь, когда-то придется забыть.
Все богатства от смерти-воровки не скрыть.
Лишь одним безраздельно владеть ты обязан -
Правом выбора: чьим ты рабом хочешь быть?

* * *
Все, что делаю, можно ошибкой назвать.
Все, что делаю, подвигом можно признать.
Надо свято грешить и умно ошибаться...
Это знанье дается нам, как благодать.

* * *
Солнце тоже когда-то погаснет навек,
Станут сушею устья прославленных рек.
Это знаешь ли ты, сын полета и праха?
Ты страдаешь сейчас? Значит, ты человек.

* * *
Пролетают веселия дни - все быстрей.
И рождаются в сердце слова - все быстрей.
Чем длиннее наш век, тем мгновенья короче.
Жизнь и смерть в хороводе кружат - все быстрей.

* * *
Душу жжет всемогущий коварный огонь.
Да, мне больно. Но пламя живое не тронь!
Чем сильней я сгораю, тем ближним теплее.
Теплый пепел мой Богу согреет ладонь.

* * *
Много в жизни дорог, много в жизни преград.
Жажда райского счастья бросает нас в ад.
Ты награды за добрую жизнь ожидаешь?
За награду судьба не дает нам наград.

* * *
Все цветы в этом мире цветут - для меня.
Солнце утром встает над землей - для меня.
Для меня без меня все вокруг происходит,
Значит - нет человека беднее меня.

* * *
От рожденья до смерти - один только шаг.
От любви до разлуки - один только шаг.
Только шаг этот сделать порою сложнее,
Чем отречься от всех нам подаренных благ.

* * *
Каждый миг - это бой, перемирье и мир.
Каждый миг - это тризна и свадебный пир.
Каждый миг умираю и вновь воскресаю,
Чтобы снова вернуться в бесплотный эфир.

* * *
Миг любви улетает, как птица, крылат.
Расставанье с ним вечно... И вечен возврат.
Только тем, что ушло, я владею годами,
Только воспоминанья мне принадлежат.

* * *
Распрощался с любовью? Надейся и жди.
Закатилось светило? Надейся и жди.
Что ушло без тебя, без тебя и вернется.
Жизнь кончается, ты же - надейся и жди.

Стихотворение о любви

Не злясь, не измеряя силы,
Упасть в любовь, как в бархат лож…
А из любви, как из России,
Кривой дорогой не уйдешь.

Ты – чистая, святая, злая,
Своей не знаешь высоты…
А я – ошибка, но такая,
Какой гордиться будешь ты.

Да! На каких-нибудь полночи,
На полсудьбы, на полчаса
Я стану морем, – ты же хочешь
Взметнуться чайкой в небеса?

Я – только черновик твой смутный.
Но нам друг с другом повезло:
Тебе в моих стихах уютно,
А мне во снах твоих тепло.

Перетекает небо синью
Из глаз твоих - в мои глаза...
А из любви, как из России,
Одна дорога - в небеса.

И сердце застучит, встревожась,
И пробежит по коже дрожь:
Пусть из судьбы уйти ты можешь –
Из снов моих ты не уйдешь!

Признание

От первого «люблю» - к последнему «прости»

Лежат мои пути, лежат твои пути.

От нежности юнца – до грусти старика

Любовь всегда одна, одна – во все века.

Одна печаль и боль в былом и впереди –

от дрожи юных губ до срыва мыщц в груди.

Всем побывать успел я на большой земле:

Был пеплом и огнём, был искрами в золе.

И я боюсь, когда невинная ладонь

Под пеплом ворошит неумерший огонь.

Не обожгись, не рвись, не плачь, я не хочу,

Здесь всё моё, моё, я всё здесь оплачу.

Я цену знал всему, за всё платил сполна.

…Но ты, но ты – не знай, как кровь моя хмельна.

И всё равно, кто прав, и всё равно, кто – прах,

Когда любовь, дрожа, дробится на губах.

И в трещинах на них записаны слова

О боли, о тоске, которой страсть жива.

Их крепость – для тебя. Их вкус – моя печаль.

И мне перегоревших чувств, поверь, не жаль.

Я не боюсь, когда вдруг начинает крик

В младенце – юноша, а в юноше – старик.

Под солнцем всем даны несрочные пути:

Любить, гореть – и тлеть, пасть в землю – и цвести.

И я неспешный ход вовек не тороплю

От первого «прости» – к последнему «люблю».