Путь в Дамаск

Путь в Дамаск

А terrible beauty is born. 
W.B. Yeats

Мой путь в Дамаск тяжёл и труден.
Дрожит закат над головой,
И залпы тысячи орудий
Слились в один протяжный вой.
Средь плавкой раскалённой сини
В Сирийской выжженной пустыне
Клубится чёрно-бурый дым,
И войско тянется под ним.
Меж двух пустынь – песка и неба – 
Упрямый путь нам предстоит,
Путь крови, дыма и обид,
И лишь порой, сжигая нервы,
Нам обещания слышны
Иной, невиданной страны.

Полуснесённые хибары
Едва стоят от пыльных бурь,
Беззубо скалятся амбары,
И желчной кажется лазурь.
Бормочут гусеницы танка,
Молитвой вьётся перебранка,
И атомный Коран войны
Мы вместе выучить должны.
Когда смолкают пулемёты,
Нам кажется, почти жива
Под нами чёрная трава,
И нет ни смерти, ни заботы,
Лишь птицы в тишине снуют
И гильзы на земле клюют.

Вой муэдзина, плач ребёнка,
И лай собак, и лязг курков,
Лазурь, и желчь, и пыль, и кровь,
И чьей-то маме – похоронка.
Не верь, не бойся, не надейся.
Верблюжьим шагом день идёт,
И шепчет век, как идиот,
Из тьмы: «Убей, убей, убейся!»
А небо манит белой тьмою,
И дым плывёт под облака,
И жизнь проста, и смерть легка,
И сам я ничего не стою,
Как мы, как мир, как высота,
Которая от войск пуста.

Стоят деревьями из плоти
В рядах отборные полки,
И смерть на бреющем полёте
Стрижёт их мысли, их мозги.
Бьёт гром над нами и над ними,
И в скушном серо-белом дыме
Война размазывает нас
Вдоль грязных серых автотрасс.
Лазурный мозг течёт из тучи,
Гремит пальба, горят дома,
И Кто-то указует с кручи
Нам путь, в котором – смерть и тьма.
Вяжи, коли, руби, мечи,
Всё знай – и обо всём молчи!

Из серых зданий пышет пламя,
И жизни нет, и смерти нет,
Но в облачном столпе над нами
Я вижу незакатный свет.
Мой путь в Дамаск! Дорога Савла!
В нём – кровь, и слепота, и слава,
В нём говорит не Бог – война:
«Нельзя идти против рожна».
Желть небосвода, желчь пустыни
И серость обожжённых стен…
Мы требовали перемен – 
И все в истории застынем,
Как кости – в огненном песке,
Как шрам от раны на виске.

Мгновенный залп – и всё утихло.
Песок, и дым, и тишина.
Арабский говор, чёрный выхлоп,
Возня, и брань, и ночь без сна.
Шатёр небес дрожит над нами,
Как чёрное живое пламя,
И страшно жить и видеть высь,
В которой наши сны слились.
И Кто-то в небе шепчет что-то,
И нам не спится, нет огня,
И Бог дрожит внутри меня,
Но кровь слепа, и капля пота
Течёт по выпуклости лба
И в пыль сползает, как судьба.

Духовной жаждою томимый,
В пустыне Сирии моей
Я шёл в Дамаск, судьбой гонимый,
Я шёл, как смерч, – путём смертей.
Мне грудь пронзил мечом железным
Мой чёрно-жёлтый серафим,
И уголь, опалённый бездной,
Водвинул выстрелом одним.
Я плакал кровью, бился в муке,
Учась язвительной науке
Неразличенья зла с добром,
И слышал хохот… или гром.
Смеялся ангел. Бог молчал.
Как труп в пустыне я лежал.

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею войны,
Глаголом жги края и земли,
Которым взрывы не слышны!
От ран разверстого Востока
Смотри на круг земной стооко,
Учи войне, той тишине,
Что взрыва тягостней вдвойне.
Нам мирный слог неинтересен.
Своих сынов испепеля,
Испепелённая земля
Испепеляющих ждёт песен!
Пришла под наши небеса,
В наш мир – смертельная краса!

В тишине

* * *

Верь, я здесь, я жду,
Только позови.
Тишина в саду,
Тишина в крови.

Сухость поздних слёз,
Сухость белых глаз.
Тот, чью весть ты нёс,
И тебя не спас.

Белый луч во мгле
Жжёт, и жжёт, и жжёт.
Шрамы на челе
И кровавый пот.

Сухость горьких глаз,
Холод поздних слёз.
Сорок раз предаст
Мир тебя, Христос.

Не распят ещё,
Но уже пронзён.
Кровью лба и щёк
Камень весь прожжён.

Накануне жертв
Молишь ты Отца,
А на лбу уже – 
Шрамы от венца.

…Тишь родных могил,
Белизна утрат.
Тихим-тихим был
Гефсиманский сад.

Тишина в саду.
Тишина в крови.
...Верь, – я здесь, я жду,
Только позови.

Бежин луг

Где-то в небе Бежин луг
Зацветает в тишине.
Мой двойник, небесный друг,
Там гарцует на коне.

Он летит в своё ничто,
Облака – над ним и в нём.
А внизу – земной простор
Весь порос сухим быльём.

А во мне – зима навек,
Белый окоём окна.
Яблоками пахнет снег,
Снегом пахнет тишина.

А во мне – изба да печь,
Треск свечи да сон зерна.
Там, где нечего стеречь,
Там и смерть нам не нужна.

Там, где некого стеречь,
Там и некого любить.
Вот тогда речушка-речь
И несётся во всю прыть

В то ничто, где Бежин луг
Зацветает над землёй,
Где летит небесный друг
И меня зовёт с собой.

Колыбельная

Колыбельная
Лёвушке Иванову

Лев, царевич, милый мой,
светик мой малиновый,
снежно-белою зимой
жизнь ты начал длинную.

В небе яркой солью звёзд
над путями-встречами
на десятки славных вёрст
жизнь твоя размечена.

Много в мире ты свершишь
чистого, высокого.
Белкой по стволу взбежишь, 
в небо взмоешь соколом.

Ты найдёшь свой кладенец,
плуг проверишь пашнею.
Лев, царевич, удалец,
солнышко домашнее.

Ты играй, играй, играй,
мир игрой на два деля.
Твой непокорённый рай
ждёт завоевателя.

Много будет славных лет.
В их цветастом пении
ты звучишь, сиренный цвет,
как стихотворение.

Ты расти свой вертоград,
многоцветье славное.
Выше всех наград и правд – 
правда детства главная.

Лев твой держит меч и щит,
свет цветёт на лбу, пока
над тобой Господь парит
шестикрылым облаком.

Ты расти, расти, расти,
ты расти без старости.
Сказки по ветру пусти,
но – без зла, без ярости.

Свет мой тихий, возрастай
хоть до неба синего.
Сном витай хоть возле стай
у моста Калинова.

Лев, царевич, светик мой,
Слушай наше пение.
Подрастай, играй и пой
Нам на заглядение.

В небе яркой солью звёзд
над путями-встречами
на десятки славных вёрст
жизнь твоя размечена.

Мой несбывшийся храм

Несбывшийся храм

Зодчим хотел бы я стать, воздвигать над землёю соборы,
Замки, палаты, дворцы, в камне полёт пробуждать,
Небо спуская на землю, землю подъемля до неба,
Слышать, как в камне полёт сотнею крыльев шумит.
Вот он стоит, мой колосс, белый покой расточая, –
Чудо ожившей земли, белый букет к небесам.
Каждая луковка стянута строгим бутоном,
Ждёт, когда чудо-цветку придёт распуститься пора.
Купола круглый зрачок отдохновенья не даст мне:
Ясности солнечный мёд льётся к нам сквозь витражи,
Божий зрачок озарил высшую точку пространства,
Небо раскрыло уста, камень стал плотью и словом –
Время семи дней Творенья в узел один собралось.
Острые арки вздыхают, тёмный свой зев отворяя,
Сомкнуты двери, как губы, долгую думу тая.
…Дай мне, небесная твердь, тоски о несбывшемся храме,
Сердце моё обостри, нервы сияньем зажги.
Вижу – мой храм возлежит, словно лев, вольно вытянув тело,
Белый лучистый покой вокруг расширяется мерно,
Башня стоит рядом с ним, словно львёнок, едва улыбаясь…
Дай мне, небесная твердь, львиной повадки и мощи,
Чтобы я смог разбудить в камне сокрытый полёт.

Омское метро

Метро

Мне кажется, что в Омске есть метро.
Нам не дано войти в него до срока.
Внизу, в подполье мира – не мертво,
Не пусто, не темно, не одиноко.

Подземный город, скрытый от живых,
Изрезанный дорогами большими, – 
Вот настоящий Омск, сокрывший лик.
Нам от него осталось только имя…

В нём живы наши деды и отцы,
Не оклевётаны, не виноваты, – 
Убитые при Ельцине дельцы,
Священники, убитые в тридцатых.

В нём сведены до мимолётных снов
Победы наши, беды и обиды,
В нём поезд улетает в даль веков,
Чтоб привезти письмо из Атлантиды.

И я когда-нибудь туда уйду – 
В метро, в метро, которого и нету,
В ту безымянность, святость, темноту,
С которой, может быть, не надо света.

Там отдохну я от земных забот,
Сев на скамью, сгоревшую когда-то,
И руки мне оближет рыжий кот,
Который умер в девяносто пятом.

Вишнёвый сад

Вишнёвый сад

В твоих глазах цветёт вишнёвый сад.
В моих глазах дотла сгорает небо.
Ассоль, ты помнишь, – триста лет назад
Всё не было на свете так нелепо?

Ещё земля не пухла от могил,
Ещё людей на свете много было,
И ветер цвёл, и камень говорил,
И солнце никогда не заходило.

Ты помнишь, как спускались к морю мы,
В глазах плясали солнечные блики,
Тогда, тогда, до ядерной зимы,
И как тогда сладка была клубника…

Моя Ассоль, корабль не придёт.
Не плачь. Смотри, не говоря ни слова,
Как надо мною чёрный свет встаёт
Столбом – от лба до неба молодого.

Смотри: всё небо – в алых парусах.
Они цветут, кровавые, как рана.
А позади – мечты, надежды, страх,
И шум волны, и пристань Зурбагана…

Ты знаешь, мы насадим новый сад.
В моих глазах ещё осталось место.
Пусть расцветёт надеждами наш ад,
В котором я – жених, а ты – невеста…

Пусть совершится этот чумный пир.
Пусть нас обманут глупые надежды.
А завтра Бог создаст нам новый мир,
Но мы в нём будем теми же, что прежде…

Прости меня. Я выдумал тебя,
И этот мир, и ядерную зиму.
Я мог бы жить, не грезя, не любя,
Но мне творить миры необходимо.

Вишнёвый сад цветёт в твоих глазах.
Мы вырубим его, насадим снова.
Ассоль, ты заблудилась в чудесах,
Которые творю я силой слова.
Ты видишь – нет меня, я – тлен, я – прах,
Я создал мир, я растворён в веках,
И нет ни будущего, ни былого,

И небо, небо – в алых парусах…

Вереск цветёт

Вереск цветёт

Стихи, навеянные сном

Я не видела Вересковых полян –
Я на море не была –
Но знаю - как Вереск цветёт –
Как волна прибоя бела.
Эмили Дикинсон

Я увидел во сне поле в синих лучах,
Я увидел: во мне загорелась свеча,
Я увидел цветы, я увидел восход
Над простором, где вереск весною цветёт!

Нет, не зря мы старались, горели и жгли:
Наши зёрна сквозь время в простор проросли.
Окунись, словно поле, в лиловый огонь
И на синее солнце взгляни сквозь ладонь.

Что случилось? Куда ты умчалась, тоска?
Всё, как прежде: эпохи свистят у виска,
Но воскресшие души глядят из цветов
Прямо в сердце моё, где из пламени – кровь!

Земляникой покрыт край молочной реки,
И в цветах открываются чудо-зрачки:
Инфракрасные Божии смотрят глаза
Из цветов – сквозь меня – сквозь любовь – в небеса!

А давно ли вставал я, как дым, из земли
И во мне, словно пули, гудели шмели?
Но Господь, как ладонь, аромат мне простёр
И цветами озвучил бессмертный простор.

Это вереск цветёт, это вереск цветёт,
Это хрупкий сквозь землю пророс небосвод,
Это нота, которую слышал Господь,
Обрела на мгновение душу и плоть.

Это вереск цветёт! Это вереск цветёт!
Вслед за полем цветами зарос небосвод, –
Сад на небе, где радостью стала печаль,
Где мой голос воскресший вживается в даль!

Расцветай, отцветай, сад на небе моём,
Проплывай, аромат, в небесах кораблём,
Знай, любовь, – я с тобой, если небо нас ждёт,
Если вереск в словах и созвучьях цветёт!