Общество анонимных поэтов
Сцена из трагедии
Центральный офис Общества Поэтов-Анонимов (ОПА)— маленькая комната в здании транспортного завода. На стенах — плакаты: «Слово—не воробей, не вырубишь топором», «Спасение писателей — дело рук самих писателей». У стен расставлены стулья, на которых сидят поэты.
Председатель. Многонеуважаемые господа! Позвольте считать открытым наше закрытое собрание ОПА. Первое слово я хочу предоставить человеку, который десять лет назад погрузился в творчество с головой и до сих пор не вылез из него.
Поднимается первый поэт—мужчина лет 50-ти, хорошо одетый, в очках.
Первый поэт. Здравствуйте. Меня зовут Николай, и я — поэт.
В зале — сочувственные вздохи. Первый поэт. Я всю жизнь был порядочным человеком, преподавал в начальной школе теорию относительности. Я и не задумывался о том, чтобы писать стихи! Но однажды мои ученики были пойманы с поличным в туалете с сигаретами во рту. На вопросы: «Что вы здесь делаете?» они нагло ответили: «Мы стихи писали!» После этого, чтобы получше понять их, я начал изредка пописывать стихи: О Родина наша родная! Синь синяя синих небес, Гусей журавлиная стая, Лесистый загадочный лес Мне дороги… Лишь для тебя Скажу сейчас, сердцем скрипя— В Париже я не был ни разу, Люблю же Россию… заразу! За это мне был объявлен выговор. Я с горя стал писать запоем. Например, для учителя литературы я переписал «Евгения Онегина» в доступной для детей форме: Онегин был нехилый мэн ваще-то: В натуре бочку он на слуг катил, С Татьяной обломился перед светом, Прощелкал клювом милость воротил! В конце концов меня вынудили уволиться по собственном желанию. Теперь я стал законченным поэтом и пишу по расписанию по 8 стихотворений в день. Меня никто не понимает. Я духовно голодаю, помогите, кто чем может! Несколько человек поднимаются с мест и кладут ему в папку свои рукописи. Поднимается второй поэт — пожилой человек лет 20-ти с длинными волосами. Второй поэт. Меня зовут Семен, и я — поэт. Мои родители всегда верили, что из меня выйдет толк. Толк весь вышел, осталась одна бестолковщина. В детстве я не имел тяги к поэзии, пока не попал в дурную компанию. Мои дружки часто убегали со мной из школы и в чужих подъездах тайком сочиняли стихи. Постепенно зависимость становилась все сильнее, и к 18 годам я стал писать своим, неповторимым способом: Я—словознатец. Слов я знаю кучу, Каких никто доселева не знал. Уж небосвод давно заснеготучил, Небокопченьем занялся вокзал. Смеркнулся небосвод. И листопадить Уж начали немые дерева… Какая это, право слово, радость— Незнаемые создавать слова! После того как меня выгнали из школы, я не стал учиться дальше. Меня никто не принимает на работу. Близкие отвернулись от меня. Прошу вашей помощи. Идет к выходу из зала. Навстречу ему выходит несколько человек в черных костюмах, ботинках, шляпах и очках—это критики—и под руки уводят его за собой. Встает молодая поэтесса с плохо припудренными следами глубокой мысли на лице. Поэтесса. Меня зовут Ксения, и я — поэт. Я родилась в маленьком городке, там порядочной девушке, кроме как замуж, и выйти-то некуда! Поэтому я начала писать в глубокой молодости, когда была на седьмом месяце от счастья. Вот эти стихи я посвятила своему девятнадцатому жениху: С тобою я не обвенчана, Но душу твою я вижу. Ты меня сделал женщиной, Как я тебя ненавижу. Ты подарил мне дочку— Всей жизни моей сокровище— И умчался, поставив точку. Какое же ты чудовище! Народ безмолвствует. Поэтесса. Критики-нолики! Почему вы все молчите? Критик в штатском. Я говорю только то, что думаю. Поэтому я молчу. Поэтесса. Если мне нечего сказать, это еще не значит, что я буду молчать. Хорошо подвешенный язык всегда чешется! Критик. Вы подумайте, что вы говорите! Поэтесса. И подумать страшно! (Храбро задумывается. Зал замолкает.) Поднимается юноша в куртке и джинсах. Юноша. Меня зовут Велимир, но я—не поэт. Я — читатель. (Зал восторженно ревет. Анонимные поэты вскакивают с мест и несутся к читателю, протягивая ему свои рукописи. Раздаются возгласы поэтов: «Дайте автограф!») Восторженная девушка. Вы правда никогда не писали? Юноша. Честное слово! Восторженная девушка. Я не понимаю, как появляются такие талантливые люди, как вы! Наверное, вы с детства не брали в руки книг? Юноша. Нет, когда-то я много читал, но на филфаке университета меня быстро отучили от этого! Пожилой писатель. Вы — редкость в наше время! Я напишу о вас книгу! И назову «Ум от горя». Несколько голосов из толпы. Качать нашего гостя! Юноша. Остановитесь! Я никогда не писал стихов, пока не очутился случайно на вашей встрече. Но под впечатлением от услышанного на меня снизошло вдохновение! (Читает стихи). Осьмнадцать лет — тяжелая година, Я уж не млад и многое понял. Земную жизнь пройдя до середины, Я дивный брег далече увидал. Мне, дескать, благодатна жизнь иная: Жить в старину, златой носить чепрак, Из ендовы пить пену каравая, Хотел бы я, всех этих слов не зная, Так, как хотел бы, я уверен, всяк… Немая сцена. Юноша - бывший читатель что-то строчит на чужой рукописи. Люди из толпы ведут по направлению к нему нескольких критиков в штатском. Конца не предвидится... http://www.proza.ru/2015/05/12/929
В зале — сочувственные вздохи. Первый поэт. Я всю жизнь был порядочным человеком, преподавал в начальной школе теорию относительности. Я и не задумывался о том, чтобы писать стихи! Но однажды мои ученики были пойманы с поличным в туалете с сигаретами во рту. На вопросы: «Что вы здесь делаете?» они нагло ответили: «Мы стихи писали!» После этого, чтобы получше понять их, я начал изредка пописывать стихи: О Родина наша родная! Синь синяя синих небес, Гусей журавлиная стая, Лесистый загадочный лес Мне дороги… Лишь для тебя Скажу сейчас, сердцем скрипя— В Париже я не был ни разу, Люблю же Россию… заразу! За это мне был объявлен выговор. Я с горя стал писать запоем. Например, для учителя литературы я переписал «Евгения Онегина» в доступной для детей форме: Онегин был нехилый мэн ваще-то: В натуре бочку он на слуг катил, С Татьяной обломился перед светом, Прощелкал клювом милость воротил! В конце концов меня вынудили уволиться по собственном желанию. Теперь я стал законченным поэтом и пишу по расписанию по 8 стихотворений в день. Меня никто не понимает. Я духовно голодаю, помогите, кто чем может! Несколько человек поднимаются с мест и кладут ему в папку свои рукописи. Поднимается второй поэт — пожилой человек лет 20-ти с длинными волосами. Второй поэт. Меня зовут Семен, и я — поэт. Мои родители всегда верили, что из меня выйдет толк. Толк весь вышел, осталась одна бестолковщина. В детстве я не имел тяги к поэзии, пока не попал в дурную компанию. Мои дружки часто убегали со мной из школы и в чужих подъездах тайком сочиняли стихи. Постепенно зависимость становилась все сильнее, и к 18 годам я стал писать своим, неповторимым способом: Я—словознатец. Слов я знаю кучу, Каких никто доселева не знал. Уж небосвод давно заснеготучил, Небокопченьем занялся вокзал. Смеркнулся небосвод. И листопадить Уж начали немые дерева… Какая это, право слово, радость— Незнаемые создавать слова! После того как меня выгнали из школы, я не стал учиться дальше. Меня никто не принимает на работу. Близкие отвернулись от меня. Прошу вашей помощи. Идет к выходу из зала. Навстречу ему выходит несколько человек в черных костюмах, ботинках, шляпах и очках—это критики—и под руки уводят его за собой. Встает молодая поэтесса с плохо припудренными следами глубокой мысли на лице. Поэтесса. Меня зовут Ксения, и я — поэт. Я родилась в маленьком городке, там порядочной девушке, кроме как замуж, и выйти-то некуда! Поэтому я начала писать в глубокой молодости, когда была на седьмом месяце от счастья. Вот эти стихи я посвятила своему девятнадцатому жениху: С тобою я не обвенчана, Но душу твою я вижу. Ты меня сделал женщиной, Как я тебя ненавижу. Ты подарил мне дочку— Всей жизни моей сокровище— И умчался, поставив точку. Какое же ты чудовище! Народ безмолвствует. Поэтесса. Критики-нолики! Почему вы все молчите? Критик в штатском. Я говорю только то, что думаю. Поэтому я молчу. Поэтесса. Если мне нечего сказать, это еще не значит, что я буду молчать. Хорошо подвешенный язык всегда чешется! Критик. Вы подумайте, что вы говорите! Поэтесса. И подумать страшно! (Храбро задумывается. Зал замолкает.) Поднимается юноша в куртке и джинсах. Юноша. Меня зовут Велимир, но я—не поэт. Я — читатель. (Зал восторженно ревет. Анонимные поэты вскакивают с мест и несутся к читателю, протягивая ему свои рукописи. Раздаются возгласы поэтов: «Дайте автограф!») Восторженная девушка. Вы правда никогда не писали? Юноша. Честное слово! Восторженная девушка. Я не понимаю, как появляются такие талантливые люди, как вы! Наверное, вы с детства не брали в руки книг? Юноша. Нет, когда-то я много читал, но на филфаке университета меня быстро отучили от этого! Пожилой писатель. Вы — редкость в наше время! Я напишу о вас книгу! И назову «Ум от горя». Несколько голосов из толпы. Качать нашего гостя! Юноша. Остановитесь! Я никогда не писал стихов, пока не очутился случайно на вашей встрече. Но под впечатлением от услышанного на меня снизошло вдохновение! (Читает стихи). Осьмнадцать лет — тяжелая година, Я уж не млад и многое понял. Земную жизнь пройдя до середины, Я дивный брег далече увидал. Мне, дескать, благодатна жизнь иная: Жить в старину, златой носить чепрак, Из ендовы пить пену каравая, Хотел бы я, всех этих слов не зная, Так, как хотел бы, я уверен, всяк… Немая сцена. Юноша - бывший читатель что-то строчит на чужой рукописи. Люди из толпы ведут по направлению к нему нескольких критиков в штатском. Конца не предвидится... http://www.proza.ru/2015/05/12/929
Комментариев нет:
Отправить комментарий