Онегинское

Я грим снимаю…
Байрон

Мы будет жить в классическом романе,
В котором ясен издали конец.
Тебе явлюсь я, как своей Татьяне,
Я – денди, хлыщ, поэт, пророк, мертвец.

И снова – дрожь и трепет вдохновенья,
И снова – два нескомканных письма,
Предчувствия, гаданья, сновиденья,
Неясные, сводящие с ума…

Сны тяжелы, но правда – тяжелее.
В ней – адский пир, дурманящий мой мозг:
Медведь и череп на гусиной шее…
В картину Рафаэля входит Босх.

Я на пиру, среди вселенской ночи,
Сижу, тоскуя о былых годах,
А ты молчишь, мне отвечать не хочешь,
И Ленские кровавые в глазах…

Летят года, тяжёлые, пустые…
Всяк человек есть ложь, упрямый прах…
Во мне молчит, безмолвствует Россия,
И Пушкины кровавые в глазах.

Мне не прийти к тебе, своей Татьяне.
Кому ты отдана – тебе видней.
Мы встретились в классическом романе
И разойдёмся – в прозе наших дней.